А может настоящие боги или Бог скрываются во тьме?
Во тьме наших сердец?
Может свет, это не совсем то, чем является?
Первой же появилась тьма, а не свет.
Может стоит все-таки вглядеться во тьму, кануть на время в нее?
Я не говорю, что что-то из этого зло, а что-то добро.
Просто тьма — это первоначальный источник.
И я не о чем-то мистическом, языческом, не о сектах, не о сатанизме и т.п.
Я о начале всего и конце. Туда, куда мы попадаем после смерти и от куда рождаемся.
Где все начинается и заканчивается. Где все повторяется.
Тьма — источник всего. И хаос, когда столкнется со светом.
Это фундамент, основа всего — свет и тьма.
Свет сопровождает тьму. Но тьма поглощает все.
И радость,
и боль,
и страдания,
и воспоминания,
и любые мысли,
все хорошее и плохое в нас.
«Меня не должно тут быть, Марти… Был один момент. Да, я был уже там, во тьме и что-то, это уже даже был не я, а что-то такое, отблеск сознания во тьме. И я ощущал как тает моя личность. А за этой тьмой была другая тьма – глубже, теплее, материальнее. Я ее чувствовал и я знал, знал, что моя дочка ждет меня там, так ясно. Я ее чувствовал. Чувствовал и частицу моего папы тоже. Я словно был часть всего, что я когда-либо в жизни любил. И мы трое, все вместе таяли во тьме. Достаточно было лишь согласия. И я его дал. Я сказал тьме «да», и исчез. Но все равно чувствовал ее любовь, даже сильнее чем раньше. Ничего не было, ничего, кроме ее любви. А потом я очнулся». (Раст Коул)
А все думаю о любви к ней:
сколько всего мы не успели сделать, как много я ей осталась должна, как много я ей обещала.
Мысли, куча мусорных и хороших мыслей вертятся в голове.
Воспоминаний, эмоций, чувств к ней.
Она была мне лучшим другом, родителем, лучшим собеседником, моим лекарем тела и души.
Она была моей самой сильной привязанностью, какая только возможна в этом мире.
Я до сих пор не понимаю что происходит, что произошло.
Я виню себя за многое. Я виню многих, окружающих нас с нею людей.
Я не могу понять, почему так сильно отдаляются люди. Самые близкие люди.
Пускай меня винят в том, что я беззразличная, эгоистичная, слабая, ленивая тварь.
В том, что я видете ли, ни как не вырасту.
Никто все равно не узнает правды. Того, что у меня на душе.
Обвинять меня в безсовестности, ребячестве ничего не стоит, но не на себя ли указываете в таком случае?
Простить других можно, простить себя нет.
Кто-то говорит что я постоянно преувеличиваю, и вижу то чего нет.
Но может это вы слепые и глухие?
Мое горе не излечишь, лишь со временем. Нужно чем-то нужным для себя занятся.
Я уже усвоила урок, что как бы тебе плохо не было, этого до упора может никто не замечать.
Лучше делать больше для себя. И если есть хоть кто-то один не слепой, то и для этого человека.
Кришти, чем-то схожее имя Кришна. Светлые волосы, серые, словно хрусталь глаза, еще не заживший шрам на правой ладони. Смешной чем-то, подергивающийся глаз.
Заметь, слово «смешной», я не впервые и не во второй раз упоминаю. В Эдеме так пусто и скучно, что, кажется, вот-вот и все подорвут к чертям.
Скопируют еще что-то, возьмут «веселые» привычки у людей. Нервный тик и глупый смех уже вышли из мод, но кому-то все-таки въелся, вжился все-таки.
Мирится с так называемым «вечным покоем» не может никто. Он со временем всех и каждого начинает удручать.
Ожидание, самое трудное из всех вещей на свете. Как только не приходится коротать время.
Кришти считал, сколько раз он моргает за это все время. В ожидании новой стопки бумаг.
В один момент, после того как он закрыл и открыл глаза, перед его взором, повисло в пространстве красная материя. В раскрытую ладонь легло что-то мягкое и пульсирующее. Лицо парня осталось неизменимым.
Напротив, засверкали пара ярко-карих глаз. Уголки рта немного приподнялись.
— Вы, дорогуша, снова небо с землей попутали. – хмыкнул тот.
— Как бы ты не сопротивлялся, твое сознание жаждет новизны. Чего-то что вот-вот тебе на голову должно свалится. Правда, я через дверь зашла.
— Что тебе нужно, Лили?- Перед ним, опираюсь об стол стояла адская красотка. Отродье, с огромным обаянием и внешней привлекательностью. Хотя, при жизни ее считали больше невинной, чем тем, что из себя она сейчас представляет.
— Зубки чешутся.
Самое милое из всех оправданий, что были когда-то.
— По твоим глазам видно, что ты не прочь их облизать.- ехидно усмехнулась она.
— Какое мне дело до падших?
— Но но но, мой дорогой, все так говорят. Но тебе ли не знать как это быть не таким как все.
— Все мы крещены огнем.
— Почему с вами всеми так сложно. – закатив глаза леди в красном плаще начала расхаживать по кабинету.
— Но все-таки, чего ты хочешь от меня?- она обернулась, усмехнулась как обычно.
— Вашей крови, которой по сути у вас и нет. Много крови. Купаться в ней.
Особенно в ее крови. Ну или твоей. Упиваться ею как это делают хищники, налогоплатильщики и парень, готовый на все ради девственной девушки.
По облакам видно было, что приближение грозы началось.
«Улыбка чаще всего может быть на лице в 2 случаях: либо ты вечно улыбающийся дурак, либо тебе весело на данный момент. Ненадолго, дурак.»
Кстати, об улыбке, не замечали, что на иконах нет улыбчивых лиц? Да, именно поэтому. Их будни сплошной свет и гармония, эмоции и чувства настолько стабилизировались, что уже почти исчезли из потребления. Нет, конечно, они общаются между собой, довольно часто и тесно. Но без особых всплесков как у людей – эндорфинов. Обычно, они со временем перестают воспринимать друг друга как что-то важное.
Истинная любовь говорят, без хаоса. Увы, без этого любви и быть не может. Потому нам еще повезло. И этим двоим. Они совсем как обычная парочка молодоженов. Или малолеток – подростков, объединившихся во имя своего счастья, против злобобудней.
Все против всех. Ну, у них проще немного. Их — то двое, и они вместе против всех.
В кармане нож для бумаги, стиплер, клей и гелевая ручка черного цвета.
На облаках было все такое же, прежнее затишье.
Казалось, веки и ресницы подпирают всю вселенную, весь тот пустотный и холодный вакуум. Синие глаза словно покрашены в цвет вечернего неба. Ветер немного донимал запутанные каштановые волосы.
Порезанные, рабочие пальцы тянулись к ним. Интересно то, что ангелы тоже могут бояться щекотки. Может, правда. Они просто копируют нас и в этом.
Лоис заливалась жутким похрюкивающим смехом и отбивалась, как могла. Но парню нравилось ее похрюкивание. Хоть что-то иначе звучащее, нежели «эти постоянно ноющие голоса херувимов».
Лоис перестала смеяться, посмотрела на Кришти. Обвела взглядом всю его качественную телесную оболочку.
— Как думаешь, на какую вечность мы с тобой?
— Пока есть надежда на любовь – без разницы.
Кришти нагнулся и поцеловал ее в губы. Не имею не малейшего понятия, каковы ощущения они испытывают притом. Но думаю, не из-за привычки же целуются. Лишняя близость ангелам ни к чему.
Только падшие получают от этого всегда удовольствия. Чему тоже возможно кто-то из ангелов мог позавидовать хоть раз.
Лилианна – еще одно отродье нижнего царства.
Как и все любила всё невинное, невинное ломать, менять, насиловать.
Но на этот раз, это не душа обычного смертного. На этот раз ей захотелось и даже отчасти пришлось, позабавиться и устроить начала истинного переворота. Облачившись в длинный красный плащ, бледное мягкое, юное тело потопало по извилистым улицам, посыпанными дорожками кусочками кирпичей.
Нет ничего стабильного. Слово, в общем-то, условное. Для галочки, не более.
Все находится под влиянием беспорядка. И это нормально, поверь мне. Это везде и у каждого, и это не изменить.
Скрепившись воедино руки, как одно целое летели ввысь, то резко падали вниз. Эти две пары крыльев вечно тем и занимались: влеты, падения, смех, танцы и работа, сделанная с опозданием. Они занимались доставкой ценных бумаг, и так же, избавлялись от нее.
А чем же еще можно заниматься помимо этой работы, как не любить? Что можно делать им с подобной зарплатой и довольно-таки не богатым на развлечения Эдеме? И увы, или не увы, ангелы сексом не занимаются. Подобные вещи им не свойственны из-за их природы. Иной уровень сознания, потребностей и притом, как такового физического тела нет. Все на высшем уровне, чем у людей. Форма как таковая имеется тела, но физически его нет. Потому лишь касанием рук сознания могут сливаться воедино, или же с помощью длительного зрительного контакта, направленного именно с той целью, чтобы слиться, «слиться разумом».
Многим, очень многим давно уже это все осточертело. Кто-то придумывает свои собственные методы «слияния». Хоть как бы это странно не звучало.
На молодняк, еще пока что счастливеньких реагируют с иронией, ну порой и с сарказмом.
Все всё со временем вскоре поймут. Даже эта парочка поймет и смириться, как и остальные. Наверно.
«Скоро что-то произойдет…Явно переворот.
Сколько же еще революций придется пережить, прежде чем достигнут единой точки зрения? (Вечно что-то им не нравится, вечно что-то да не так)» — Озадаченный Христос нырнул в очередную гору желтых, почерканных бумаг.
«Главное в такие моменты ручку не посеять, иначе все продлиться намного дольше».
Лоис и Кришти ломили спины под этими стопками, а затем как идиоты улыбались, улыбались, улыбались или сливались касанием губ или же рук. Они чувствовали друг – друга, таким образом, до мелочей, до каждой частички сознания, до самой тончайшей материи.
Так как время у них работает, как и у надпочвенных городов, живут они по тому же ритму, но независимо от погоды, которой как таковой, считай, и нет.
Все до такой степени идеально, что Богу все-таки, приходится хоть раз в хххх… лет все рушить и менять. По-крайней мере пытаться сделать это с пользой. Может мы просто ее как обычно, не видим?
Стук по крыше, стук по стеклам окон, ведрам, забору; звук падения капли на ладонь.
Кап-кап. Кап-кап. Кап-кап-кап. Кап-кап-кап-кап.
Звуки учащаются будто тучи перебили друг друга, а теперь льют слезы. И пускают стрелы друг на друга, чтобы хоть кто-то извинился первым.
И так до бесконечности. Все повторяется. Все время.
Теперь же тишина. Абсолютная тишина. Не считая дождя тарабанившего по всему, что может издавать звук при ударе. Некоторые звуки как музыка. Как боевой марш. И вольно невольно начинаешь отбивать ритм. Но кто знает, чему посвящена эта музыка?
Где-то за сотые километры под небесами, и может немного правее, был, есть и будет столь могущественный и огромный город Эдем.
Город с высоким напряжением, малокислородием и практически каждодневной солнечной погодой. Там проживали все те же мифические персонажи, библейские тем паче. Все охранники людских душ, помощники, собиратели, проводники, сопроводители, спасатели. Естественно играл основную роль Иисус, «зачатый Святым духом».
Хоть он и не единственный ребенок Господа Бога. Но видать, раз он единственный в своем роде дух в плоти и крови и зачат тоже, таким безобидным образом, то на него и возложено куча обязанностей. Множество и множество мелочей; «хорошо, что Сеть Вселенной появилась раньше, чем у смертных Интернет», – из горы бумаг выглядывала кудрявая каштановая голова, кудри, будто уже молятся на то, чтобы их причесали, но некогда, нет.
Горы и горы бумаг. Стертые подушечки пальцев, только и мажешь, и мажешь их увлажняющим кремом.
Только бы успевать заменять ампулы ручек и печатки.
Белое море скомканной бумаги и на полу, исписанной, потертой.
Горы и горы недовыполненных заданий, там, ниже, в нижних городах.
«Еще и подземные бушуют вечно. Эта гармония, о которой твердил отец, где же она? Либо все хаос, либо пора в отпуск и намешать успокоительного с 7-мя бутылками вина. Да, именно с 7-мя, это же мое любимое число, не так ли?»
«Любовь спасет мир! Да ну?! О какой любви может идти речь, если среди этой горы бумаг затерялась Икона Божьей Матери, ой, точнее моей матери. Я уже и не помню, как она выглядит. Столько в голове смешалось. Сейчас бы такую смесь выпить с долей градуса и закусить куском пиццы или торта с печени».
«Эх! О чем говорить, все стали клерками, рабами своей работы».
«Лишь у этих двоих вечная идиллия. Думаю, и это ненадолго».
За серебряным пластом облаков виднелись серые пушистые крылья, а рядом пара таких же, но более светлых. Крылья то кружились в танце, то ныряли и выныривали из облаков, затем доносился радостный громкий смех.
После изгнания Адама и Евы, тут все довольно-таки поменялось. Все прилично и цивилизованно, как и раньше. Что аж тошно.
Все как у людей. Шутка.
Но кому-то дана возможность дышать без воздуха, а кому-то нет. Кому-то можно взлететь выше собственных мыслей, а кому-то, увы, нет.
Кто-то умеет перед смертью становится падающей звездой, и сгорать в атмосфере пылью, а кто-то просто гниет в земле, с червями.
Да, а что вы что-то другое думали на счет звездопада?
Плюсы, минусы. Люди и ангелы все-таки равны перед Богом. Если так подсчитать.
Люди странные, не пониманию их логику, они уже подсознательно считают. что самоутверждение состоит в том, чтобы создать брак и завести детей, вот как бы, конечная цель жизни, и все хорошо и все заебись.
Я просто считаю, что смирение перед смертью — это то, чего стоит боятся на самом деле.
А не какой-то там страх перед неизведанным.
Когда человек опускает руки и не может сделать новый прыжок, стартовать.
Вот что есть страх — оцепенение.
не простить нелюбви к себе и затем ее искать в том же прогнившем мирке
логичная я